Особенности менталитета средневекового человека

Городской уклад жизни никогда не отличался постоянством. Го­рожанин, иногда беглый крестьянин, которому нужно было продер­жаться в городе год, чтобы получить свободу, должен был быстро со­ображать, быстро реагировать на любую ситуацию и трезво оценивать реальность. Плутовство, хитрость, изворотливость становились элемен­тами городской культуры и не воспринимались как порок.

В городе жесткая иерархия со своими запретами и ограничениями выступала особенно явственно. Например, были запрещены смешан­ные браки (церковь не давала благословения), одежда горожан долж­на была соответствовать их социальному положению. Даже богатым ре­месленникам и купцам запрещалось носить платье из бархата или ат­ласа, кружева, украшения из драгоценных камней. Нарушителя уста­новленных правил могли подвергнуть публичному наказанию розгами или кнутом, заключению в тюрьму и крупному штрафу.

Здесь особенно сильно ощущалась разница между роскошью вель­мож и грязью узких, темных из-за тесной застройки улиц, между жа­рой летнего дня и холодом и тьмой зимней ночи, между торжествен­ностью церковного богослужения и разгулом веселого карнавала. Мо­жет быть, карнавальная культура была самым ярким и специфическим явлением средневекового города. Кроме карна­вала, существовали особые "праздники дураков", праз­дник осла, а также — как часть церковного обряда — "пасхальный" и "рождественский" смех, при котором во время праздничного богослу­жения священник произносил речи, не всегда отвечающие требова­ниям повседневной морали.

Не только карнавал имел народно-площадную форму. Даже церков­ные храмовые праздники сопровождались ярмарками с площадными увеселениями, в которых участвовали "уроды", великаны, "ученые" звери и др. Смех сопровождал и гражданские церемониалы и обряды,— пишет М. М. Бахтин,— шуты и дураки были неизменными их участ­никами и пародийно дублировали серьезные действия — чествования победителей турниров, посвящение в рыцари и др. Даже на бытовых пирушках выбирались "бобовые" король и королева "для смеха". У многих народов от весенних обрядов сохранились обычаи выбирать "майскую королеву", которая олицетворяет весну. Соответственно "ко­роль" должен олицетворять зиму [2,5].

У карнавала средних веков есть свои непреложные законы: он не делит участников на исполнителей и зрителей; карнавал не смотрят, в нем живут, так как по своей идее он всенароден; пока карнавал со­вершается, ни для кого нет никакой другой, некарнавальной жизни. Таким образом, карнавал несет в себе две идеи: это идея особой кар­навальной свободы и идея возрождения и обновления жизни. Как пи­сал Бахтин [2,5], в карнавале сама жизнь играет другую, свободную (вольную) форму своего осуществления, свое возрождение и обнов­ление на лучших началах.

Официальные праздники принципиально отличались от карнавала. Они были серьезны, не уводили от существующего общественного ук­лада, не даровали человеку освобождения от реальности, а наоборот, еще сильнее закрепляли и утверждали неизменность и вечность суще­ствующего миропорядка, его ценностей, норм, идеалов. Официаль­ность всегда обращена в прошлое, в отличие от карнавала, который торжествовал освобождение от господствующих норм, был праздни­ком обновления. На время карнавала как бы упразднялись иерархичес­кие отношения, которые подчеркивались на официальных праздниках. Фамильярность карнавала — особое состояние раскованности, при ко­тором каждый человек ощущал себя равным среди равных. Существо­вал и особый карнавальный язык, богатый и способный выразить ми­роощущение народа, враждебное всему застывшему, раз и навсегда данному. Для него, как говорит Бахтин, характерна логика "обратное -ти", "наоборотности", мира "наизнанку", логика "снижений", про­фанации, шутовских увенчаний и развенчаний [2,5]. Смех карнавала всенароден, он — не индивидуальная реакция на какое-либо отдель­ное явление, а направлен на весь мир и его устройство, высмеивает всё и вся, в том числе и самих участников.

Влияние карнавального мироощущения на городскую культуру бы­ло велико, так как города средневековья жили в условиях карнавала в общей сложности до трех месяцев в году. В повседневной жизни также невозможно было полностью преодолеть карнавальное мышление. Даже те люди, которые обычно предавались ученым трудам, не избег­ли мощного воздействия карнавального смеха. Школяры, монахи, вы­сокопоставленные церковники и ученые богословы умели веселиться, уходя от привычной серьезности. Одно из произведений — "монашес­кие шутки" — написано на "ученой" латыни, но представляет собой пародийные трактаты богословского и теорети­ческого характера. Здесь все обряды и богословская идеология по­казаны в смеховом аспекте.

Другие статьи:

Предмет методического обеспечения культурно-досуговой деятельности
Технология культурно-досуговой деятельности во многом зависит от совершенствования системы методического обеспечения. Сокращение научно-методических центров вызывает затухание процесса познания технологии культурно-досуговой деятельности. ...

Натюрморт. Питер Клас и Виллем Хеда
Тонкость, правдивость в воссоздании действительности сочетается у голландских мастеров с острым чувством красоты, открываемой в любом ее явлении, даже самом неприметном и будничном. Эта черта голландского художественного гения проявилась, ...

Очерки по истории русской культуры
Второй том «Очерков по истории русской культуры» П.Н.Милюкова посвящен развитию «духовной»стороны русской культуры. Очерк по исследованию истории религии освещает положение и роль русской церкви в жизни общества. В первые века своего су ...